6. Военные годы

6. Военные годы

А.А. Ляпунов

А.А. Ляпунов

Война застала А. А. в Москве. В июне 1941 г. А. А. принимал последние экзамены у студентов Пединститута им. К. Либкнехта, работал под руководством П. С. Новикова над монографией по теории множеств и планировал в июле присоединиться к жене и дочерям, выехавшим на лето в Касимов. Все перечеркнула война.

А.С. Ляпунова во время войны

А.С. Ляпунова во время войны

Патриотический подъем, охвативший страну, сполна увлек А. А. Вот строки из писем А. А. жене:

22 июня 1941 г.: «Предстоят совершенно невиданные испытания. Сейчас еще невозможно предвидеть ожидающих нас трудностей... Мой долг — быть в Армии... Ты знаешь мою любовь к России и ты поймешь, что я считаю обязательным быть в первую очередь русским... ...мы не имеем права ставить личные интересы выше государственных... Если мы — представители русской культуры будем сзади, это может привести к плохим результатам. Очень часто влияние культурного и сознательного человека в боевой обстановке может играть большую роль».

1 июля 1941 г.: «Все свободное от службы время я стараюсь употреблять на военную подготовку. Вчера я был в тире. Результаты у меня ужасно плохи — 10 из 50. Сегодня таскал песок в Институте. Дома я назначен ответственным за вентиляцию убежища. Вечером приходится ее проверять и разбираться с ее устройством. Между делом я прочел половину учебника артиллерии. Кое-что вспомнил... Меня тянет в Армию, на фронт. Сейчас пока я не считаю положение слишком страшным. Но если угроза Москве станет реальна, то я буду проситься в Армию. Вспомни: „Иль мало нас? или от Перми до Тавриды, от финских хладных скал до пламенной Колхиды, от потрясенного Кремля до стен недвижного Китая, стальной щетиною сверкая не встанет Русская земля?“ Я предпочту смерть на поле трусости и поражению. Что касается малышек, то не знаю, нужен ли я им в случае нашего поражения, да и вообще не знаю что им в таком случае может быть нужно! Ведь им предстоит рабство, а от него их лучше избавить... Сегодня я записался в дивизию трудящихся, которая создана из москвичей, без отрыва от производства».

В августе 1941 г. Академия наук эвакуируется в Казань, туда выезжает отчим С. С. Наметкин, мать Е. В. ЛяпуноваНаметкина, семья самого А. А. — жена с тремя дочерьми. А. А. остается в Москве, делает то же, что и большинство оставшихся в городе — роет убежище во дворе института, командует пожарным звеном, дежурит во время бомбежек на крышах. Но все это не приносит удовлетворения.

С радостью А. А. едет на строительство оборонных рубежей в Подмосковье — с 27 августа по 14 октября 1941 г. А.А. вместе с другими тогда молодыми сотрудниками «Стекловки» (С. М. Никольский и др.) роет противотанковые рвы сначала под Датчино в Тульской области, а затем на подступах к Москве близ Малоярославца. «Несравненно приятнее чувствовать себя на оборонной работе, чем торчать в Москве», — пишет А. А. из Датчино 1 сентября 1941 г.

В ноябре 1941 г. А. А. приезжает в Казань, куда эвакуированы учреждения Академии Наук и семьи сотрудников. Он отказывается от оформления брони и ждет призыва в армию.

«Настроение было скверное, — вспоминал Алексей Андреевич, — научная работа не клеилась. Сотрудники Академии наук, имевшие ученую степень, подлежали бронированию. Я от бронирования отказался, так как полагал, что знакомство с теорией стрельбы может пригодиться на фронте».

В январе-феврале 1942 г. А. А. вместе с группой сотрудников Академии (А. Д. Александров, В. С. Семенихин и др.) был командирован в Поволжье за продуктами. Вернувшись в начале марта 42 года с обозом в Казань, А. А. с 18 марта 1942 г. был призван в Армию. 22 апреля 42 г. часть, в которой служил А. А., была направлена на фронт, но уже через несколько дней — 26 апреля, А. А. был направлен в военное училище в Шую Ивановской области, а затем в г. Ковров Владимирской области.

В начале августа 1942 г. А. А. получил краткий отпуск из военной школы и смог посетить Казань. На обратном пути 10 августа он 4 часа провел в Москве. В письме от 12/VIII А. А. пишет: «Был в Университете. Новое здание (Моховая, д. 11, где помещался мехмат — Н.В.) ужасно пострадало. Едва удержал слезы. Деревьев перед ним нет. Окна и двери закрыты щитами... Проректор — химик Спицын. Он меня немедленно стал звать в Университет». Но от этого предложения А. А. отказался.

Характерны для взглядов А. А. строки из его письма от 18 августа 1941 г.:

«Как дела у N? Устраивается ли он в летную школу? Если это не выходит, передай ему от меня, что ему следует устраиваться так, чтобы участвовать в войне. Сейчас не время для заботы о личной карьере и устройства личных дел. Ты прекрасно знаешь мое отношение к народному образованию, но сейчас я считаю, что мужчинам в ВУЗах не место, если эти ВУЗы не связаны непосредственно с военными делами. Положение таково, что мы должны забыть о своих специальностях поскольку они далеки от военных, по возможности забыть о своих семьях, а твердо помнить что мы — русские, и что Россия находится под угрозой».

В училище А. А. пытается продолжать научную работу:

16 августа 1942 — из военной школы он пишет:

«Есть надежда, что я еще раз смогу поехать в Казань. Во всяком случае у меня есть о чем там доложить — целых три небольших сообщения. Два по теории стрельбы и одно по теоретической статистике. Написал заметку для ДАН».

Однако обстановка на фронтах такова, что «Иногда мне кажется, что я занимаюсь математикой зря — сейчас не до этого» (18 августа 1942 г. — из военной школы).

В начале октября 1942 г. А. А. вновь посетил Казань, где встретился с П. С. Новиковым, Л. В. Келдыш и В.И. Смирновым. В письме от 11 октября 1942 г. из военной школы А. А. пишет:

«Я изложил Смирнову свои работы. Две заметки по статистике он хочет перевести на английский и послать печатать в Америку. Работу по стрельбе он очень одобрил. Хочет направить ее Колмогорову для того, чтобы часть поместить в сборнике». Однако эти работы тогда не были опубликованы.

22 октября 1942 г. А. А. был назначен помощником командира взвода и находился в резерве под Муромом. В декабре 1942 г. часть, в которой служил А. А., была направлена под Сталинград.

Горожанин, физически некрепкий, А. А. плохо переносил пребывание в резервных пехотных частях. Он жалуется в письме от 12 ноября 1942 г.: «Я до сих пор не овладел навыками командира». Он не чувствовал, что здесь используются сполна его знания и опыт математика и стремился попасть в артиллерию. Но прежде чем попасть в артиллерию, А. А. в пехоте совершил многосоткилометровый переход от Сталинграда через Сальские степи; в феврале и в мае 1943 года он лежал в госпитале в Сталинграде. В письме из госпиталя от 7 февраля 1943 г. А. А. писал жене:

«Исход войны уже предопределен. Все остальное только вопрос времени. Мечтаю об артиллерии. Во всяком случае приложу все старания к тому, чтобы в нее попасть».

А. А. Ляпунов на фронте. 1943 год

А. А. Ляпунов на фронте. 1943 год

С артиллеристами — А.А. Ляпунов в центре

С артиллеристами — А.А. Ляпунов в центре

Во многих письмах 1942 — начала 43 г. чувствуется неприспособленность А. А. — он был одет не по размеру, не мог вовремя получить паек, часто говорил с окружающими на разных языках. Многими чертами А.А., вероятно, напоминал в ту пору Пьера Безухова во время Бородинского сражения.

В пехоте, на маршах и привалах, молодой человек из среды высшей московской интеллигенции дворянского происхождения, по сути дела впервые сталкивается с народом. А. А. старался разделить все тяготы войны, он избегал тех немногих льгот, которыми он мог пользоваться как офицер: на марше шел пешком — чуждался «гусарства» офицерской молодежи, но старался отыскивать среди командиров близких ему по интересам людей — учителей, геологов. Даже в армии он ухитрялся пополнять свою геологическую коллекцию. Большое внимание даже в это время А. А. старался уделять воспитанию дочерей — он посылал подробные описания природы степей, геологических обнажений.

Впечатление от встреч и знакомств в период Сталинградской битвы было огромно. В письме от 15 февраля 1943 г. А. А. писал:

«Когда я познакомился ближе с русской народной массой, когда я увидел собственными глазами многих народных мудрецов, не уступающих Платону Каратаеву или Хорю, а главное когда я увидел с какой поразительной стойкостью русский народ переносит все тяжести войны, я, с одной стороны, стал много выше ценить русскую литературу, которая многое тут предсказала, а с другой стороны, проникся полной уверенностью в абсолютной непобедимости русского народа».

Духовную и физическую закалку А. А. получил в артиллерии. С августа 1943 г. А. А. начинает преподавать математику артиллеристам на фронтовых курсах, а затем с октября 1943 г. попадает в действующую Армию. Начав фронтовой путь на реке Молочной, А. А. участвует в боях за освобождение Крыма, а затем воюет в Прибалтике и в Восточной Пруссии. Здесь в 22 Гвардейском Артиллерийском Евпаторийском полку 3 Гвардейской Стрелковой дивизии 2 Гвардейской Армии завершилось формирование воинских качеств А. А., здесь он вступил в партию, был награжден Орденом Красной Звезды и медалями, закончил войну старшим лейтенантом — командиром огневого взвода.

В среде военных артиллеристов А. А. чувствовал себя очень хорошо. Здесь использовались его знания как специалиста. Тесная дружба связывала А. А. в военные и послевоенные годы с его непосредственным начальником П. Б. Кацубой — впоследствии секретарем Иркутского обкома КПСС, депутатом Верховного Совета РСФСР — и другими однополчанами.

После войны с однополчаниным Павлом Борисовичем Кацубой, секретарем Иркутского обкома КПСС

После войны с однополчаниным Павлом Борисовичем Кацубой, секретарем Иркутского обкома КПСС

В армии А. А. старается в немногие свободные минуты выкроить время для работ по теории вероятности, теории множеств, теории стрельбы.

Вот некоторые строки писем из действующей армии:

6 июля 1943 г., после перенесенного сыпного тифа: «Сейчас у меня понемногу идет вперед как работа над аддитивными функциями, так и в области теории стрельбы».

31 августа 1943 г.:

«У меня накопился целый ряд мелких результатов, относящихся к артиллерии. Очень хочу их записать, но нет бумаги. Те из моих товарищей, которым я это рассказывал, очень одобряют. Зато аддитивными функциями последнее время не занимался, опять-таки из-за недостатка бумаги».

24 декабря 1943 г.:

«В моей жизни произошли большие события. ... Я переживаю нечто вроде второй молодости. Увлечен работой, как бывало увлекался математикой или работой в КМА» (Курской магнитной аномалии — Н.В.).

2 января 1944 г.:

«Я даже приступил к написанию статьи, относящейся к военной топографии. Впрочем не пугайся, я не так уж легкомысленен, чтобы уже считать себя специалистом в этой области. Это все та же теория вероятности в новом приложении. Впрочем я надеюсь довести до приложения эту работу в нашей боевой практике».

17 января 1944 г.:

«Последние дни мой образ жизни граничит с роскошным — неограниченное время занимаюсь математикой! Завтра приступаю к чтению курса на офицерском сборе. Сегодня вечером буду рассказывать начальству о своих работах. Готовлюсь к организации семинара по артиллерии почти научно-исследовательского характера. Одним словом, имею примерно такие же возможности, как в мирное время в Академии наук».

21 января 1944 г. с фронта:

«Каждый день приносит мне новые математические результаты. Я задумываю создание даже целого труда по математической артиллерии. Это целый непочатый край работы. Есть поле деятельности на многие годы. У меня все более крепнет желание посвятить себя этим делам».

Но война шла, и передышки были не так долги. С февраля 1944 г. А. А. приступил к самостоятельной боевой работе — командира топографического и огневого взвода. Но тон писем и настроение остаются теми же. В письме от 29 апреля 1944 г. А. А. пишет:

«Мы совершили очень быстрый марш и снова вступили в бои. Мне удалось за последнее время очень сильно продвинуть свою математику. Теория ошибок для основных топоработ готова».

Неоднократно друзья, родные ставят перед А. А. вопрос об отзыве из Армии, говорят ему, что он нужнее в тылу. И в ответ на это А. А. пишет 14 марта 1944 г.:

«Сейчас положение таково, что пребывание на фронте и участие в военных действиях является моей священной и наиболее важной обязанностью. Даже если я имею какиелибо юридические права на то, чтобы уехать в тыл, я не хочу ими воспользоваться. Я не имею на это морального права».

22 апреля 1944 г.:

«Жизнь полна интересных и важных дел, а также разнообразных и чрезвычайно ярких впечатлений... Даже будучи в боях я доволен своей судьбой. Мне очень хочется, — писал он жене, — поделиться с тобой моим хорошим настроением, жаждой жизни и бодростью».

Аскольд (Николай) Андреевич Ляпунов (1916–1945)

Аскольд (Николай) Андреевич Ляпунов (1916–1945)

Осенью 1944 г. Математический институт АН СССР хочет добиться отзыва А. А. с фронта. Брат А. А. — военный хирург Аскольд — пишет ему из армии 19 октября 1944 г.:

«Неужели ты не поедешь и по вызову Академии наук в Москву? По-моему, ты неизмеримо больше нужен со своими знаниями, культурой и опытом там, чем на своем теперешнем месте. Нужно восстанавливать Россию, растить новые кадры и прежде всего это дело таких людей как ты. Нельзя отмахиваться от этого. Слишком большой и нужный багаж у тебя за плечами. Очень прошу тебя, если будет вызов, используй его, хотя бы для временной поездки. К сожалению, я об этом и думать не могу, надо работать здесь!» (Сам Аскольд прошел всю войну, сделал более 11 тысяч нейрохирургических операций во фронтовых госпиталях, окончил войну в Германии и трагически погиб там 15 мая 1945 г.).

В письме от 13 февраля 1944 г. проф. Н. К. Бари писала А.А.:

«Из наших математиков, кроме Вас, никого нет на фронте. От ополченцев, к несчастью, мы абсолютно не имеем вестей... Только что вспомнила, что Вы вовсе не единственный математик на фронте: помните нашего аспиранта Толстова, защитившего прекрасную диссертацию? Ну вот он герой Сталинградской обороны, имеет медаль... Но из старшего поколения Вы, вероятно, единственный».

Как бы в ответ на предложения об отзыве с фронта, А. А. пишет 17 июля 1944 г. после описания маршей по Прибалтике:

«На привалах нередко делал некоторые математические расчеты. Один из них, относящийся к сферической астрономии и связанный с топографией, окончил в основном только что. Наконец мне удалось пополнить свои знания по специальности и кое-чему обучить своих людей... В целом я все больше и больше убеждаюсь в том, что я был прав, когда решил остаться в рядах Армии и отказался вернуться домой. Теперь я имею возможность приносить пользу в боях. Это очень отрадно».

Артиллерист А. А. Ляпунов. 1944 год

Артиллерист А. А. Ляпунов. 1944 год

В письме от 1 октября 1944 г.:

«Как только преодолеешь трудности, добьешься каких-нибудь успехов, справишься с задачей, казавшейся особенно трудной и, особенно, если увидишь, что проделанная работа приносит боевую пользу, тогда немедленно получаешь удовлетворение и понимаешь, что культурные и знающие люди нужны на фронте, в боевых условиях... Я вижу, что математик в артиллерии полезен, а при таких условиях, само собой разумеется, что никакая сила меня не вернет домой до тех пор, как не разобьем немцев».

Фронтовые товарищи ценили А.А. за профессиональное мастерство вычислителя, с огромным уважением говорили о его глубокой культуре, высоком гражданском патриотизме, добродушно подсмеивались над его житейской неприспособленностью. На годы оторванные от книг, фронтовики тянулись к А. А. как к рассказчику, знатоку литературы, русской и мировой истории. А. А. выступал с чтением стихов перед бойцами, были среди них и стихи собственного сочинения. А. А. вспоминал, какое эмоциональное воздействие на бойцов оказало чтение пушкинского стихотворения «Клеветникам России» перед наступлением в Крыму.

Однополчанин А. А. майор Р. Н. Трусов вспоминает[1]:

«Ляпунов прибыл к нам в полк осенью 1943 года. В то время мы стояли на левом берегу Днепра, против Херсона. Высокий, черноусый, в поношенной шинели и в ботинках с обмотками, он в первое время вызвал у нас недоумение: лейтенант, солидный такой человек, и почему-то в обмотках. Ведь офицеры ходили в сапогах. Что же, разве Ляпунову сапог не хватило. Через несколько дней, когда мы ближе познакомились со своим командиром взвода, он сам ответил на наш вопрос:

— Ботинки с обмотками удобнее. В сапогах идешь по траншее — песок, земля в голенище сыплется. На марше в ботинках с обмотками тоже лучше: нога затянута, вроде легче становится... А при большой грязи мне приходилось даже терять сапог. Перешли, помню, дорогу. Ступил я на травку и вижу на правой ноге грязную, размотавшуюся портянку. Где же сапог? Оглянулся назад, а он на середине дороги в грязи сидит...

Незначительный, кажется, случай, а вот запомнился мне. Может быть, потому запомнился, что умел лейтенант интересно рассказывать. Алексей Андреевич был человеком веселым, добрым. В трудной, сложной, порой очень опасной обстановке шуткой, метким словом умел он ободрить людей...

...Топопривязку батарей, наблюдательных пунктов, подготовку исходных данных для стрельбы мы стали выполнять во много раз быстрей и значительно точней, а это повышало действенность артогня дивизиона. Перед большими наступательными операциями А. А. руководил подготовкой огня не только для своего дивизиона, но и для полковой артиллерийской группы.

Ляпунова кое-кто в полку называл человеком рассеянным. Но мне кажется, что скорее тут подошло бы слово "увлеченность". Увлекшись работой, целиком и полностью отдавшись какому-либо делу, он мог забыть все остальное. Не напомни, например, ему, что подошло время обеда, он, занятый вычислениями, может и сутки проработать без пищи. Надо Ляпунову отправиться из штаба на КП. Дорогу он знает, но лучше с ним послать солдата: погруженный в свои мысли, он может не попасть на КП.

Встреча с однополчанами в Крыму (?)

Встреча с однополчанами в Крыму (?)

Алексей Андреевич работал точно, аккуратно. Помню, "привязывали" мы наблюдательный пункт. За опорную походную точку можно было взять перекресток дорог, обозначенный на карте. Он был рядом. Но Ляпунов сказал:

— Перекресток дорог — точка слишком расплывчатая. При большом движении он вообще может смещаться. За исходную очку возьмем вон ту высоту.

До высоты надо идти около километра по болотистой местности. К тому же по высоте периодически били гитлеровские минометы. Пришлось, как говорят, попотеть, но зато привязка наблюдательного пункта была выполнена точно. Мы, солдаты, не только уважали, но и любили командира взвода, по-сыновьи заботились о нем — без всяких на то указаний и даже вопреки его совету “думать о работе, а не о личности командира взвода”.

Ляпунов в трудных фронтовых условиях работал над изобретением прибора для засечек батарей противника по звуку выстрела. У него была большая сумка, заполненная бумагами с расчетами, схемами. Он собирал различные трофейные артиллерийские приборы, изучал их».

Военные годы закалили А. А. духовно. Гвардии старший лейтенант А. А. Ляпунов был награжден орденом «Красной звезды», медалями. А. А. полюбил артиллеристов, тесные связи с военными инженерами, интерес к приложениям математики в технике идут у А. А. с той поры.

В декабре 1944 г. А. А. получил кратковременный отпуск в Москву, смог встретиться с московскими математиками. В военные годы А. А. переписывался из математиков с Н. К. Бари, Д. Е. Меньшовым, Л. В. Келдыш, А. Н. Колмогоровым. В начале января 1945 г. А. А. вернулся в свою часть.

«Несколько раз меня отзывали из армии, — вспоминал А.А., — но я отказывался. Когда же меня отозвали в конце марта — начале апреля 1945 года в Артакадемию, я согласился. Полк наш в это время находился недалеко от Кенигсберга в местечке Янинг».

Война нанесла большие потери семье Ляпуновых: не вернулся с фронта младший брат Андрей. В Германии 15 мая 1945 г. погиб брат Аскольд. В Ленинграде в блокаду почти полностью вымерла семья композитора С. М. Ляпунова. В эвакуации в Боровом умер филолог академик Б.М. Ляпунов. Брат А. А. — Ярослав вернулся инвалидом.

С фронта А. А. привез подростка — «сына полка» Колю Батраменко. Около года мальчик жил в семье А.А., а затем поступил в военно-морское училище.

Материалы и источники:

  1. Трусов Р., Велецкая В. «Это он, Ляпунов» — «Огонек», 1968, № 27: 9.

Из книги «Алексей Андреевич Ляпунов. Очерк жизни и творчества. Окружение и личность.»
Дополнительно смотрите именной указатель.
Опубликовано в издательстве «Новый хронограф» в виде книги (объемом 240 стр.) в 2011 г.
Помещена в музей с разрешения правообладателя 1 июня 2014