Из рукописи Н. Д. Псурцева «Моя биография»

Международная обстановка в 1939-40 гг. была крайне напряженной. Гитлер вел войну, и весьма успешно, с Англией, Францией, Польшей и другими европейскими государствами. Становилось ясно, что Гитлер, в опьянении от побед, нападет на Советский Союз, несмотря на заключенный договор о ненападении.

В этих условиях Н. И. Гапич — начальник Управления связи Красной Армии, генерал-майор, и я, Н. Д. Псурцев — заместитель начальника управления связи Красной Армии, генерал-майор, делали все, чтобы оснастить войска связи новой техникой, но всюду мы встречали глухую стену. Наркомат электропромышленности категорически отказался увеличить план поставки средств связи. Наши жалобы Наркому — маршалу С. К. Тимошенко в ЦК КПСС были безрезультатны. Эта борьба за перевооружение продолжалась вплоть до нападения гитлеровской Германии на СССР. Во всех инстанциях не понимали роли связи и ее значения на войне. Ничего не напомнила в этом отношении и финская война. О приказе И. В. Сталина забыли.

20 июня 1941 г. я по приказанию С. К. Тимошенко выехал в Минск для организации узла связи Наркомата на предполагавшихся маневрах. 21 июня я прибыл в Минск и немедленно явился в штаб Белорусского особого военного округа. В округе никого из руководящих связистов не было, кроме Г. И. Синельникова. Узел связи и все радиостанции во главе с А. Т. Григорьевым выехали в Березу-Картусскую для организации узла связи штаба округа. И что особенно неблагоразумно — все радиоданные штаба округа также были в этом эшелоне. На время перехода узла связи штаб, таким образом, терял всякую связь с армиями. Я указал И. Синельникову на это обстоятельство и получил ответ, что к началу маневров все будет налажено.

Н. Д. Псурцев на Западном фронте под Москвой. Октябрь 1941 г.

К концу дня 21 июня узел связи Наркомата был, в основном, готов. Я предполагал, что после переезда командования 22 июня все незаконченное будет закончено. Рано утром 22 июня я проснулся от завывания сирен. Явившись немедленно в штаб округа, я от начальника штаба округа получил приказание немедленно выехать в Москву. При этом он добавил, что это не маневры, а война. Немецкая авиация бомбит наши города. На второй день я был в Москве. О выполнении мною задания в Минске никто не хотел слушать. Все были чем-то страшно заняты. Я приступил к исполнению своих обязанностей как заместитель начальника связи. Так прошло примерно восемь дней. 3 июля я получил приказание немедленно отправиться в штаб западного направления к тов. Тимошенко  С. К. и вступить в должность начальника связи западного направления.

4 июля 1941 г. я прибыл на КП С. К. Тимошенко в Гнездово, что в 15 км западнее Смоленска. Комендант КП встретил меня и передал приказание, чтобы я немедленно явился к члену Военного Совета тов. Мехлису. Явившись к последнему, я стал свидетелем следующей сцены: Мехлис отчитывал двух командиров, очевидно, прокурора округа и председателя трибунала, за то, что они не приговорили к расстрелу командира одного из полков Смоленского гарнизона, не явившегося своевременно по тревоге. Командир полка женился и был на квартире своей молодой жены. Учитывая все это, трибунал только отправил командира в штрафной батальон.

Мне Мехлис сказал, чтобы я учел, что командование Белорусского военного округа будет расстреляно, и чтобы я присматривался к своему окружению. После разговора у Мехлиса я явился к маршалу С. К. Тимошенко. Последний принял меня очень хорошо. Рассказал об обстановке и предупредил, что, очевидно, КП фронта передвинется дней через 5-7 восточнее Смоленска. Точное место КП можно будет определить позднее. Откланявшись, я отправился на узел связи. И нужно сказать, что я уже не мог уйти с узла связи не менее трех суток. Связь с армиями работала с перерывами. Все были крайне измотаны, с воспаленными глазами от отсутствия возможности хотя бы немного поспать. Особенно выглядели уставшими командиры из оперативного управления штаба. Я помню, как Г. К. Маландин заснул у аппарата, по которому я вел переговоры с начальником штаба 19-й армии.

Усложняли обстановку на КП и на узле также частые налеты авиации. Отдохнуть личному составу, поесть было некогда. Еда все время всухомятку, на ходу.

Несмотря на все эти обстоятельства, постепенно на узле связи был установлен строгий порядок. Начали работать сменами, связь стала устойчивой, правда, для этого пришлось стать буквально виртуозами. Помню такой случай. Прямая связь с КП 19-й армии в районе Орши, в результате авиационной бомбежки, была потеряна, но мы знали, что между Ленино и Оршей по линии Наркомсвязи связь есть. А мы имели связь с Ленино. И вот, на все наши просьбы к дежурному телеграфисту Ленино дать нам Оршу, мы получали однозначный ответ: “Я не знаю, как это сделать, а начальник отделения связи уехал в колхоз за картошкой”. Пришлось в Ленино посылать на самолете У-2 нашего техника. После чего мы получили устойчивую обходную связь с КП 19-й армии.

Обстановка на фронте становилась все более грозной. Наступил момент, когда держать КП маршала С. К. Тимошенко в Гнездово было больше нельзя. Бои шли у самого командного пункта. И мы вместе с командованием, примерно 12 июля 1941 г. переехали через Смоленск в район Ярцево, где предполагалось в лесу организовать КП.

Когда мы прибыли на место и начали разворачивать узел связи, маршал С. К. Тимошенко принял решение КП срочно расположить в Касне, в районе Вязьмы, на заранее подготовленном узле связи. Решение было, безусловно, правильное, ибо а районе Ярцево был только лес и нужно было долго устраиваться и налаживать связь, а обстановка этого не позволяла. В это время танки противника прорвались по шоссе от Духовщины, и шли ожесточенные бои за Смоленск. Кроме того, КП фронта для нормальной работы личного состава должен располагаться от КП армий, по возможности, не ближе 30-50 км, учитывая, что линии связи, особенно при отступлении фланговых армий, будут проходить вне полосы армии, что важно для устойчивой связи. Когда командование прибыло в Касню, связь со всеми армиями фронта уже работала по бодо.

Гитлеровцы в районе Ярцево, севернее и южнее этого пункта, встретили ожесточенное сопротивление наших армий и вынуждены были остановиться на этом рубеже.

В Касне КП фронта простоял около четырех месяцев. Кроме КП в Касне, было организовано ВПУ фронта в Вадино, что севернее Дорогобужа. Во время нахождения КП фронта в Касне связь работала безотказно.

Мною, с разрешения С. К. Тимошенко, были приняты меры для подготовки резервного командного пункта в районе Красновидово, севернее Можайска, а в самой Касне, в лесу, были построены блиндажи с потолками в 3-5 накатов сосновых бревен, засыпанных землей. Вот в этих блиндажах, примерно 25 августа, и был развернут узел связи. Все кабельные линии на территории узла были проложены в траншеях.

С 20 августа командующим Западного фронта стал бывший командующий 19-й армии генерал-полковник И. С. Конев, членом Военного Совета остался Н. А. Булганин, а начальником штаба фронта — генерал-лейтенант В. Д. Соколовский.

2 октября 1941 г. противник с утра перешел большими силами в наступление, а в 16 ч бросил свою авиацию против нашего КП. 27 самолетов-бомбардировщиков встали над основным зданием КП в круг и сбрасывали сотни фугасных бомб. На командном пункте погибло более 100 человек. Все линии связи были выведены из строя. Совершенно не пострадали блиндажи с аппаратурой связи и личным составом. Но разрушения линий связи были настолько велики, что связь начала восстанавливаться только к утру. Весь день 3 октября управление армиями осуществлялось при помощи офицеров связи на самолетах У-2 и автомашинах. Радиостанции штабов армий на вызов фронта не отвечали.

Обстановка на фронте, между тем, резко усложнилась. Противник рвался к Москве, и часть армий фронта попала в окружение. В ночь на 4 октября тов. И. С. Конев трижды определял новые места для КП фронта, но через 3-4 часа отменял свое решение. Это привело к разбрасыванию сил и средств связи по разным направлениям и очень усложнило работу начальника связи фронта.

4 октября командующий фронтом по указанию Москвы, наконец, принял решение переехать в Гжатск (ныне г. Гагарин) на базу узла связи резервного фронта. Этот узел связи был расположен в построенном для этой цели блиндаже-лабиринте. В лабиринте же и размещалось командование фронта. В Гжатске КП фронта оставался три дня. В эти дни работа штаба и всех нас проходила в крайне нервной обстановке. Связь с армиями была неустойчивой, перерывы доходили до нескольких часов. Приведу только два факта, характеризующих обстановку:

1) 5 октября были получены сведения, что от Юхнова на Гжатск двигаются танковые колонны противника. И вот командующий фронтом лично с группой офицеров штаба и управления связи расставляли противотанковые средства на территории КП.

2) Один из офицеров оперативного управления должен был с оперативным приказом вылететь к командующему 16-й армии тов. Рокоссовскому. Но или струсил, или действительно самолетов на аэродроме не оказалось…, в общем, он вернулся с аэродрома и доложил командующему о невыполнении им приказа о вылете ввиду невыделения ему самолета командиром авиаполка. Я был немедленно вызван к командующему. Последний в страшном раздражении приказал мне немедленно выехать на аэродром, лично расследовать дело и расстрелять командира полка перед строем командиров. Прибыв на аэродром, я убедился, что полк уже перебазировался на запасной аэродром, так как бой с наступающими немцами шел уже на самом аэродроме. Приказ  И. С. Конева, таким образом, не был выполнен. Доложив об этом командующему, я получил от него указание подтянуть дисциплину авиаполка. А командир авиаполка продолжал неплохо нести боевую службу и, вероятно, живет до сих пор.

Наконец, 6 октября бой с наступающими немцами шел уже в Гжатске, и командующий принял решение о переходе КП фронта в Красновидово, на подготовленный узел связи.

Я добрался до Красновидово через Старую Рузу вечером. Первое, что меня поразило на узле связи в Красновидово, — это молчание большинства аппаратов. Оказалось, что строители-связисты не успели закончить шлейф от Можайска до Красновидово. Потребовались сутки, чтобы шлейф был готов. Но, несмотря на это, связь с окруженными армиями, которые героически дрались в тылу немцев, отсутствовала. По-прежнему управление этими армиями осуществлялось при помощи офицеров связи на самолетах.

Связь с Москвой также непрерывно выходила из строя: немецкая авиация бомбила железную дорогу и шоссе Москва-Смоленск, а провода шли вдоль дороги. Провода рвались и от стрельбы наших зениток, расположенных вдоль шоссе.

Все это привело к резкому замечанию К. Е. Ворошилова в мой адрес, когда его разговор с И. В. Сталиным прерывался несколько раз. Но я справиться с немецкой авиацией действительно не мог.

В такой обстановке, в обстановке непрерывных боев наших армий с немцами, штаб в Красновидово проработал до 12 октября, когда командующий принял решение о переводе КП фронта в лагерь около Голицино. Предупреждая задание т. Соколовского, я послал П. Д. Мирошникова для организации узла связи в Голицино, с чем он справился очень хорошо. Я с т. Соколовским приехал в Голицино под вечер; в дороге он мне сообщил, что у нас новый командующий — генерал армии Г. К. Жуков. И действительно, как только мы с т. Соколовским приехали, нас потребовали к командующему.

Адъютант тов. Г. К. Жукова ввел нас в неказистую избенку, которую топили. Дым и испарения от промерзших стенок скрывали находящихся в избе. На наш доклад о прибытии был из мглы ответ: “Что же вы, чертовы дети, даже для командующего не могли найти лучшего помещения? Холодно, грязно, связи нет. Здесь я работать не могу”.

Генерал Соколовский немедленно заявил: “Это недоразумение. Помещение для командующего оборудовано другое. Пойдемте, мы Вас проводим!” Через 5 минут комендант КП показал помещение. Оно было теплым, светлым и даже уютным. На столе стояли телефоны, в том числе и аппарат связи с Кремлем.

Ничего не говоря, тов. Г. К. Жуков потребовал проводить его на узел связи и обеспечить переговоры с командующими армий. Узел связи был полностью готов, и переговоры прошли очень хорошо.

Конечно, в обороне Москвы и разгроме немцев связь сыграла важную роль. Следует отметить исключительно четкую работу Московской городской телефонной сети и кросса Московского центрального телеграфа. Все наши требования к этим организациям о предоставлении каналов связи выполнялись ими немедленно.

Однако обстановка на фронте все время осложнялась и поэтому комиссар штаба тов. С. Б. Казбинцев с тов. П. Д. Мирошниковым нашли в районе Перхушково, во Власихе, более подходящее место для КП фронта и приступили к его организации. 14 октября командующий фронтом и штаб фронта переехали на новое место, во Власиху. В битве под Москвой это КП сыграло выдающуюся роль. Связь со всеми армиями и нужными дивизиями по обстановке работала исключительно надежно.

Можно привести случай, когда конный корпус Белова, направленный в район Михайлова (Рязанского) нужно было задержать в районе Каширы (работа по радио была запрещена), и связисты это сделали. Я вызвал к аппарату начальника конторы связи в Кашире и приказал ему найти тов. Белова, как только корпус будет проходить через Каширу, и соединить его с КП фронта. Это было сделано. И командующий фронтом, генерал армии Г. К. Жуков лично по аппарату дал ему новое задание.

В результате под Москвой фашисты были разбиты. Они, отступая под ударами наших армий, бросали большое количество вооружения, в том числе драгоценного многопарного кабеля. Мы тщательно собирали этот кабель и сформировали четыре кабельные роты, которые использовались на осях связи, вслед за наступающими армиями. Рота могла своими четырьмя взводами обеспечить скорость наводки до 10 км/ч и дать два телефонных канала. Кроме кабеля, в наши руки попало много оконечной и промежуточной, главным образом телефонной аппаратуры.

Командовать наступающими армиями с КП во Власихе к весне 1942 г. стало затруднительно, так как расстояние между КП фронта и КП армий дошло до 250-300 км. Поэтому КП фронта в начале мая 1942 г. из Власихи переехал в район поселка Обнинский. Узел связи КП с Обнинском расположился в блиндажах и был тщательно замаскирован. Блиндажи были вырыты в горе и соединены подземными ходами. Радиостанции фронта удалены от КП на 10 км.

Кроме КП в Обнинском в районе Апрелевки также в лесу был организован резервный КП с узлом связи. Строил последний т. П. Г. Баранов, а в районе юго-восточнее Ржева — ВПУ фронта. Отвечал за работу связи на этом ВПУ мой заместитель — полковник А. В. Ткаченко.

Во время операции на Курской дуге ВПУ фронта также организовывался в районе Козельска, на котором я был сам.

За работу связи в Московской операции я был награжден орденом Красного Знамени, а за работу связи в наступательной операции — орденом Суворова II степени.

Наступление армий фронта проходило успешно, и КП фронта вскоре перешел в лес, южнее Дорогобужа. Этот КП был построен на скорую руку. Узел связи расположился в каком-то старинном здании, которое оказалось, к счастью, не заминированным.

25 сентября 1943 г. Смоленск был взят. Наши войска вышли на линию Велиж-Рудня, западнее Кричева. В этих условиях командование приняло решение расположить КП фронта в лесу севернее Красного. Здесь все было сделано солидно. Узел связи расположился в блиндажах. Все было тщательно замаскировано. Радиостанции отведены от КП на большое расстояние. Резервный узел связи расположен был восточнее станции Гусино, также в лесу.

К началу Витебской операции, в одной из деревень юго-восточнее Витебска, был организован ВПУ, на котором часто лично находился командующий фронтом В. Д. Соколовский. Связь с КП и с ВПУ, с армиями, соединениями и Москвой работала очень устойчиво.

В марте 1944 г. я получил приказ Наркома обороны о назначении меня заместителем начальника Главного управления связи Красной Армии.

Вернувшись в Москву, я не узнал Генерального штаба и Главного управления связи. Все работали напряженно, но спокойно, не то что в первые дни войны. Теперь каждый человек знал свою задачу и отвечал за ее выполнение. Маршал войск связи тов. Пересыпкин часто выезжал на фронты, и я оставался во главе Управления связи. В этих случаях часто приходилось иметь дело с генералом армии Антоновым  А. И. Это был выдающийся ум. Его указания всегда были краткими и ясными и всегда указывалась задача и срок ее выполнения.

Приходилось получать по телефону указания и от И. В. Сталина, хотя и не часто.

Вспоминается случай полной потери связи с двумя фронтами, когда все линии связи были повреждены гололедом, а радиостанции фронта и армий застряли в грязи. Поздно ночью позвонил Сталин и потребовал доложить, когда он сможет переговорить с тов. Коневым. Я ответил, что связь будет дана к 12 часам следующего дня, Сталин ответил: “Странно, почему с остальными фронтами этого направления гололед не ломает линий связи, радиостанции не застревают в грязи, а у тов. Конева это получилось? Примите необходимые меры.” Связь была дана через 6 часов, и сразу же состоялся разговор Сталина с тов. Коневым. Были и другие подобные случаи…

Текст приведен по подлиннику без существенных поправок и изменений.

Николай Демьянович Псурцев, человек удивительной скромности и порядочности, видимо, не хотел акцентировать внимание читателей на сложных, порой смертельно опасных ситуациях, которые касались его лично. Я случайно, в октябре или ноябре в конце 60-х годов, оказался свидетелем эпизода, который проливает свет на одну из таких ситуаций.

Титульный лист мемуаров Н. Д. Псурцева

Мы с Николаем Демьяновичем встречали поздним вечером в Шереметьево-1 министра связи Кубы Хесуса Монтане. Тогда на месте нынешнего современного аэропорта стояло небольшое одноэтажное здание. Самолет задерживался, и мы решили перекусить: на столик перед нами поставили бутылку коньяка и бутерброды. В этот момент вошел Г. К. Жуков, приехавший встречать дочь, которая прилетала, кажется, из Монголии. Н. Д. Псурцев пригласил Георгия Константиновича к столу, и между ними завязалась беседа о совместной службе на Западном фронте при обороне Москвы, которую я с исключительным интересом и вниманием слушал. Это был единственный случай, когда мне пришлось сидеть рядом с Г. К. Жуковым — живой легендой, примером для любого советского человека. Поэтому позволю себе воспроизвести фрагмент из этого разговора. Георгий Константинович: “А помнишь, Николай, как я велел тебя расстрелять?”. Николай Демьянович ответил: “С тебя станется”. И все! Далее беседа продолжалась в том же дружеском тоне, что и раньше. Позднее, воспользовавшись совместной командировкой, я попросил Николая Демьяновича рассказать, за что же командующий приказал его расстрелять. Н. Д. Псурцев долго отнекивался, но потом все-таки сдался и рассказал, что, когда отозванный из Ленинграда Г. К. Жуков был назначен командующим Западным фронтом, он немедленно выехал в свой штаб в районе Голицино. Солдат охраны ошибочно указал ему на “неказистую избенку — халупу”, после чего и последовал приказ о расстреле (см. с. 52). Время было суровое, не до “сантиментов”, да, судя по многим воспоминаниям, и характер Георгия Константиновича был “не сахар”.

Но не только военные, но и гражданские связисты вносили свой вклад в победу. Это был, если можно так выразиться, единый организм, единый коллектив, который возглавлял заместитель наркома обороны, нарком связи СССР, маршал войск связи Иван Терентьевич Пересыпкин. О примерах беззаветного служения родине, героической работы военных и гражданских связистов в годы войны читатели могут узнать из монографий И. Т. Пересыпкина: “Советские связисты в Великой Отечественной войне” (“Советское радио”, 1965), “Связисты в годы Великой Отечественной войны” (“Советское радио”, 1972).

Ниже мы публикуем еще один материал, который показывает, какие неимоверные усилия предпринимались связистами для обеспечения бесперебойной связью Западного фронта, в каких нечеловечески сложных условиях ковалась наша победа!

В. А. Шамшин

Статья опубликована в журнале “Электросвязь” № 11, 2004 г., стр. 50.
Перепечатывается с разрешения редакции.